Дата публикации: 14.05.2022
0
115
Ребекка Лисснер, «Откровение о войнах: преобразующие эффекты при военном вмешательстве в стратегию высшего порядка»
Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета, 2022
Англо-бурская война в период с октября 1899 года по май 1902 года была для Соединённого Королевства одновременно обременительной и трансформирующей. Несмотря на их окончательную победу, британские войска поначалу были поражены и даже оскорблены тактическим успехом превосходящих по численности, причём, умелых войск бурских республиканцев. Битва при Спион-Копе в январе 1900 года ознаменовалась одним из самых потрясающих поражений на начальном этапе. Уинстон Черчилль, которому тогда было 25 лет, и который служил военным корреспондентом, писал, что «Люди брели, пошатываясь, в одиночку или при поддержке товарищей, или ползли на четвереньках, или их несли на носилках. Тут и там лежали трупы. Многие ранения были ужасны».
Влияние войны на внутреннюю политику Великобритании было заметным. Историк А. Дж. П. Тейлор описал это как приносящее «сначала кульминацию, а затем конец высокомерной, хвастливой эпохи, в которой британское общественное мнение, казалось, отказалось от принципов ради власти». Это суждение подтверждает высказывания видного либерального члена парламента. Выступая в 1900 году со скамьи оппозиции, Уильям Вернон-Харкорт выражал недовольство, что британское правительство, из-за растущего долга, было «самым ненавистным народом в мире».
Позорная военная кампания началась в момент, смены международного порядка. Экономическое и военно—морское господство, которым Британия наслаждалась на протяжении длительного периода в 19-го веке, что позволяло ей придерживаться политики невмешательства на континенте, уменьшалось с подъёмом таких честолюбивых держав, как Германия, Россия, Соединённые Штаты и Франция. Кайзер Вильгельм II говорил в эти годы о том, что Германии необходимо получить своё собственное «место под солнцем», в то время как после испано-американской войны Президент США Уильям Маккинли провозгласил, что Америка «стала мировой державой». Эти факторы, наряду с растущей напряжённостью в отношениях с Францией и Испанией, выбили из колеи британских лидеров и общественность. «Империя, - писал британский журналист У.Т. Стед, - была ”лишена своих доспехов”, её руки связаны за спиной, а обнажённое горло подставлено под острый нож её злейших врагов».
Хотя выборы 1900 года вернули Консервативную партию и её лидера лорда Солсбери на Даунинг-стрит, приближались большие перемены. В самом деле, в эти годы произошёл один из величайших стратегических сдвигов в истории британской дипломатии. В той или иной степени результатом, как Англо-бурской войны, так и меняющийся международный ландшафт стал в 1902 году союз Великобритании с Японией (это первое подобное соглашение более чем за столетие), а затем достигнутое соглашение с Францией и сближение с Соединёнными Штатами. Эти действия, однозначный отход от многолетней британской политики невмешательства и ознаменовали собой грандиозную стратегическую перезагрузку первого порядка - ту, которая решительно отодвинула Соединённое Королевство от политики невмешательства. Ключевой архитектор этой политики, государственный секретарь по иностранным делам лорд Лэнсдаун охарактеризовал её как таковую. «В нынешние времена ни одно государство, планирующее принять участие в делах цивилизованного мира, не может рискнуть остаться в полном одиночестве».
Влияние военных кампаний на общую стратегию страны представляется очевидной темой, имеющей большое значение для учёных. Как могут такие моменты насилия — когда социумы тратят людей и материалы, а также подвергаются и другим самым экзистенциальным рискам — не отмечать драматические моменты размышлений о цели и направлении государственной стратегии? Великие учёные-стратеги от Майкла Ховарда и Колина Грея до Лоуренса Фридмана и Хью Стрейкена выявили эти связи в своих собственных работах, особенно как это связанно с изменениями после прекращения конфликта. Всё ещё мало исследован вопрос как информация в реальном времени с поля боя меняет основные стратегические оценки на государственном уровне. В своей новой книге «Откровение о Войнах» Ребекка Лисснер исследует эту связь в американском контексте, исследуя три основных конфликта страны в 20 веке — войны в Корее, Вьетнаме и Персидском заливе — и их влияние на американскую высшую стратегию. Эти примеры исследования ярких исторических подробностей используются в книге, для того чтобы предложить новую теоретическую основу для исследователей стратегически важного учения - «Информационная теория стратегического согласования», - и даже предлагается убедительный контраст с некоторыми из наиболее признанных исследований по американской внешней политики в период после 1945 года.
Это долгожданный вклад одного из перспективных, даже ведущего учёного в области исследований безопасности. Автор, которая уже помогла нам разобраться в сложной, но подчас неприятной теме высшей стратегии, Лисснер также стала одним из наиболее уважаемых голосов в отношении будущего международного порядка и американской внешней политики. Она была членом администрации Байдена с первых дней её существования, занимая должность заместителя, а затем исполняющего обязанности директора по стратегии в аппарате Совета национальной безопасности, а в последнее время - заместителя советника вице-президента по национальной безопасности. Не будет преувеличением предположить и, возможно, надеяться, что многие из её идей, содержащихся в этой книге, будут рассмотрены в ходе продолжающихся официальных дебатов в Вашингтоне.
Стоит отметить, что некоторые авторы, такие как Хью Страчан и Лукас Милевски, утверждали, что эволюция концепции высшей стратегии, которая простирается дальше начина с якоря спасения от жестокого конфликта, сделала этот термин бессмысленным. В своей замечательной книге Милевский утверждает, что концепция стала «менее стандартной» и «непоследовательной», в то время как Страчан за несколько лет до этого утверждал, что она «больше не имеет согласованности как интеллектуальной концепции».
Хотя Лисснер не является частью этого лагеря — вначале, в качестве своей рабочей концепции она обрисовывает высшую стратегию как «высший порядок и важнейший аспект государственного управления», - она ясно даёт понять, что это конкретное исследование «использует объектив военной мощи, военных угроз и военной позиции, чтобы пролить свет на то, как государство представляет себе свою роль в мире». Этот подход имеет следы понимания, отстаиваемого, такими как Барри Позен, чьё определение высшей стратегии цитирует Лисснер, и которое в течение многих лет подчёркивало связь между военной доктриной и глобальным стратегическим мышлением. Во многих отношениях это свежий взгляд, учитывая, что изучающие высшую стратегию, включая меня, склонны заниматься другими политическими, экономическими, социальными и моральными явлениями, связанными с практикой управления государством. Лисснер, однако, не стесняется в выражениях, когда напоминает нам о том, что, возможно, является самым важным аспектом: «Войны - это суровое испытание высшей стратегии», - настаивает она.
Основываясь на этом базовом суждении, Лисснер описывает три наиболее важные военные кампании, которые Соединённые Штаты провели со времён Второй мировой войны, и оценивает, когда и как изменилось глобальное стратегическое мышление политиков в Вашингтоне. Исследование является строгим и основано на впечатляющем сочетании первичных и вторичных источников. Некоторые комментарии, даже те, которые, казалось бы, сделаны мимоходом, оставляют след. Одним из примеров является её глава, посвящённая войне во Вьетнаме, где, прежде чем внести свой основной вклад, она повторяет, что мы не можем рассматривать американскую высшую стратегию между 1945 и 1991 годами, как некую концептуально аккуратную. Как она отмечает, в 1960-х и 1970-х годах (среди прочих периодов) произошли ключевые крупные стратегические корректировки, которые оказали большое влияние на направление государственной стратегии. Это тонкое напоминание, как это обычно делают многие историки, разрушает иллюзию простого повествования.
Более того, работа не предназначена для пересмотра существующих историографий как таковых, но её выводы привели её к аргументам, которые, безусловно, противоречат некоторым существующим историческим оценкам. Её анализ масштабных стратегических корректировок, сделанных во время Корейской войны, похоже, противоречит более ранним работам Джона Льюиса Гэддиса, Томаса Кристенсена и Рональда Кребса. В частности, что касается Гэддиса, где он видит в общей стратегии изменения между администрациями Трумэна и Эйзенхауэра, Лисснер усматривает большую преемственность между этими периодами, что, по её словам, является результатом первоначальных стратегических переоценок, сделанных администрацией Трумэна во время Корейской войны. Приведённый здесь довод является обоснованным, убедительным и заслуживает рассмотрения в рамках этих более масштабных историографических дебатов.
Провозглашённый вклад книги, как она отмечает в начале, состоит в том, чтобы сначала отодвинуть существующую школу мнений — одно из которых сосредоточено вокруг «нулевой гипотезы», которая утверждает, что нет никакой связи между военным вмешательством и масштабными стратегическими изменениями, — а затем ввести свою собственную теоретическую структуру. Центральное место в её концепции занимает признание того, что «аудит битвы», формулировка, которую она заимствует у Кеннета Поллака, на самом деле изменяет оценки угроз и общие стратегические постулаты и цели. В частности, это имеет тенденцию изменять понимание государством своих собственных военных возможностей, а также своих противников и союзников — восприятие, которое, в свою очередь, приводит к корректировке общих стратегических перспектив государства. Важным здесь является ещё одно различие между большой стратегической «корректировкой» и «реконструкцией», различие, которое она описала в главе для последнего Оксфордского справочника по высшей стратегии. Последний термин относится к изменению первого уровня общей стратегии государства, что она описывает как «ориентацию государства на международную систему», в то время как стратегическая корректировка относится к изменениям, внесённым на втором уровне общей стратегии. Она определяет этот второй уровень как содержащий «подчинённые уровни внешнеполитического поведения: предположения о текущих и перспективных угрозах и возможностях, а также о доступности и относительной полезности инструментов государственной власти».
Работа Лисснер, сосредоточенная на взаимосвязи между военными операциями и высшей стратегией, находится на пересечении военной истории, дипломатической истории и теории международных отношений. Первые две из этих учебных дисциплин — военная и дипломатическая история — выдержали натиск кажущейся неуместности на традиционных исторических факультетах в Соединённых Штатах и Великобритании. Эта тенденция, особенно с учётом нынешнего международного контекста, в равной степени озадачивает и пугает. Однако книга Лисснера - это ода не только актуальности, но и незаменимости этих дисциплин. В своём исследовании она тщательно изучает военную и дипломатическую историю относительно трёх своих основных тематических исследований, а затем, верная своему опыту в области политологии, разрабатывает теоретическую основу для понимания этих наблюдаемых тенденций. Теории и даже теоретические основы, как правило, заставляют историков, включая меня, двигаться в горы; но замечания Лисснер в этом отношении, как в этой новой книге, так и в её вышеупомянутой главе, чрезвычайно практичны. Мы надеемся увидеть, как в будущем другие учёные возьмут эту схему и применят её для других периодов в вооружённых конфликтах и дипломатии. Впрочем, на данный момент, мы можем наслаждаться работой, которая увлекательна, стимулирует и принадлежит к канонам истории и практики американской высшей стратегии.
Эндрю Эрхардт является стипендиатом Эрнеста Мэя в области истории и политики в Гарвардской школе Кеннеди.
Фото: Национальное управление архивов и документации
Источник: https://warontherocks.com/
Публикации, размещаемые на сайте, отражают личную точку зрения авторов.
dostoinstvo2017.ru
