Столетия гитлеризма» или английские нравы... 20.09.2023 13:08
Продолжение книги нашего автора, Н. Выхина, "Истоки и смысл английского фашизма"
С воцарением Марии, которую английская историческая традиция не вполне справедливо (сводя давние счёты) называет «Кровавой» (как будто другие английские короли были вегетарианцами!) в 1553 г. в Англии определённые силы, связанные с традиционным, общеевропейским феодализмом, попытались осуществить поворот к католической реакции.
Нужно иметь в виду, что все эти перипетии в истории Англии в течение XVI в. далеко ещё не получили достаточного освещения, в частности вопрос о той реставрации католицизма, которая произошла в царствовании Марии Кровавой, не может быть решён так просто. Внешне дело свелось к тому, что после смерти Эдуарда VI одна часть придворных - партия протекора Уоруика - в обход обычного порядка престолонаследия посадила на английский престол дальнюю родственницу короля Женни Грей.
Другая часть придворных, организовала в Лондоне мятеж, свергла и казнила Женни Грей и передала корону Марии, дочери Генриха VIII, которая поспешила отменить все принятые в царствование её отца и брата законы против католической церкви.
Эпитет «Кровавой» эта королева получила не за казни, которыми обильно грешили ВСЕ правители Англии, а потому, что с её воцарением начинается борьба направленная против сторонников погрома традиционной церкви, опоры традиционного феодализма. Торжественным образом провозглашается отмена всего религиозного законодательства Эдуарда VI и восстановление прежних отношений с Римом (1554). Англия якобы вновь возвращается в лоно католической церкви. Руководство правительственными делами концентрируется в руках феодальной знати.
Если правительство Эдуарда VI было правительством, называя вещи своими именами, проходимцев (пиратов и спекулянтов), то теперь у власти пытается встать старинная феодальная знать. Внешнее выражение католическая реставрация получает и в международной политике - Мария Кровавая становится женой Филиппа II.
Этот брак должен был означать возвращение Англии в фарватер католической политики. Но при всем этом был один пункт, в котором правительство не решилось пойти сколько-нибудь навстречу требованиям католической церкви. Даже этот, с виду традиционалистский, режим не решился отменить секуляризацию монастырского имущества.
Но именно те постоянные угрозы захватчикам (приватизаторам) монастырского имущества, которые возникли с установлением нового правительственного курса, сделали недолговечной всю политическую систему Марии Кровавой. Именно страх захватчиков за их земельные захваты сделал невозможным продолжение этой политики после смерти Марии в 1558 г.
Окончательное торжество погрома церкви падает на царствование Елизаветы. Как воцарение Марии Кровавой, так и воцарение Елизаветы знаменовало собою известный политический кризис. Если воцарение Марии Кровавой означало приход к власти старинной земельной (оседлой) знати, то с Елизаветой связано возвращение к старой пиратской политике талассократии. Елизавета была дочерью Генриха VIII от брака его Анной Болейн и потому в глазах Рима была незаконнорождённой.
Католическая церковь отказалась признать законность её притязаний на английский престол, и уже это одно делало личность новой королевы знаменем протестантских элементов, элементов, боровшихся против католицизма, против союза с Испанией. Так началось царствование Елизаветы, которое является кульминационным пунктом в развитии тюдоровского абсолютизма.
Это царствование продолжалось с 1558 по 1603 г. Ещё в первой половине царствования Елизаветы было окончательно завершено устройство англиканской лжецеркви в двух актах - в акте о верховенстве и в акте о единообразии. Акт о верховенстве окончательно делал монарха верховным правителем церкви. Акт о единообразии регулировал богослужение в духе законодательства Эдуарда VI. В Англии первыми последовали той теории, что церковь – не более чем полезный инструмент для обмана простаков, и отбросили всё, что сверх этого. Церковь нового образца – не более чем «министерство пропаганды» (а заодно и образования) в правительстве Елизаветы, куда более кровавой, чем Мария Кровавая.
В 1571 г. были изданы 39 статей «Символа веры», которые формулировали догматические основы англиканства. В нашей атеистической историографии недооценивали масштаб события! Это был колоссальный шаг к обособлению англичан от других христианских наций, формирования у них идей национальной исключительности, второсортности всех других народов, и, как итог, одно из фундаментальных оснований первого в истории человечества, английского, фашизма.
Так создалась англиканская лжецерковь. Проблема не в том, что она верует иначе (разные народы веруют по-разному). Сама по себе схизма (раскол) не является чем-то исключительным. Проблема в том, что в недрах феодализма у пиратов и мошенников острова-паразита созрело утилитарное и прагматичное отношение к религии, как рыбацкой наживке при ловле дураков. Отсюда неизбежным стало и отношение к морали, как к уделу глупых и недоразвитых людей, ненужному лордам уделу простолюдинов, рабов. Так вместе с идеей национальной исключительности, расового превосходства (а это чисто-английские идеи, которые попали на континент в переводе с английского, и много позже) ковалась и идея «сверхчеловека» «по ту сторону добра и зла».
Англиканская церковь, прагматичная и утилитарная, ведомство пропаганды для низов, находилась как бы на «первом этаже», уже самим своим форматом предполагала второй этаж. А именно: масонерию для «посвящённых», которые полагают всякую веру лишь удобным орудием обмана, полезным для детей своих слуг, но вредным для своих детей.
Англиканство вертело вопросами веры, как ему удобно, не видя в религии ничего, кроме лжи, отчего именно в Англии и возникли самые глубокие и мощные (и ранние – на века раньше континента) корни атеизма.
С одной стороны, англиканская лжецерковь сохранила существенные черты католической церкви, в частности епископат; с другой - эта церковь заимствовала от лютеранства идею подчинения церкви королю, превращения её в подсобный аппарат правительственной политики. В царствование Якова I один из епископов - Монтегю - писал, что церковь защищает короля пером, а король защищает церковь мечом.
Важно отметить, что это не личное мнение Монтегю, а дословный пересказ слов У. Оккама, одного из крёстных отцов английского номинализма. «Ты защищать будешь меня мечом, а я тебя – словом» - сказал Уильям Оккам германскому императору Людвигу IV Баварскому, у которого вынужден искать защиты в 1328 г. от гнева папы, недовольного его философскими трудами. Иначе говоря, позиция Монтегю – это устойчивая и давняя позиция англиканских интеллектуалов.
Таким образом, англиканская церковь по своей организационной структуре была очень далека от самоуправляющихся общин, за которые ратовали представители кальвинизма, сторонники и последователи идейной реформации. На континенте страсти кипели вокруг идей, на острове-паразите вокруг расхищения имущества. Грабежом церкви английский абсолютизм посчитал задачу реформации (в Англии – простого уголовного погрома церкви в корыстных целях) исчерпанной.
Поэтому правительство Елизаветы, с одной стороны, выступает против католицизма, который становится знаменем традиционалистов, с другой стороны - так же резко выступает и против радикальных сект, против всякого рода ересей, которые выражают идейную сторону реформации, духовные претензии к католицизму со стороны думающих людей.
Мы наблюдаем на всем протяжении царствования Елизаветы целый ряд католических заговоров, которые все поддерживаются извне: их поддерживает испанское правительство, их благословляет римский папа и, наконец, эти заговоры находят поддержку и со стороны традиционалистских кругов, мечтающих вернуться к «нормальной жизни» - такой, какой её понимал средневековый человек. В среде феодальной знати были круги, оспаривавшие права Елизаветы на престол и выдвигавшие претенденткой на него шотландскую королеву Марию Стюарт.
В 1567 г. Мария Стюарт стала фактически пленницей английского правительства. Она должна была покинуть Шотландию и искала убежища в Англии, но и став пленницей, Мария Стюарт, тем не менее, продолжала оставаться символом всех заговоров, которые плелись против правительства самозванки Елизаветы.
Историческая действительность очень далека от такой трактовки взаимоотношений Марии Стюарт и Елизаветы, которая дана Шиллером в его романтической трагедии «Мария Стюарт», и, тем не менее, именно по Шиллеру воспринимало их общество.
В конце концов, эти непрерывные заговоры кончились тем, что Мария Стюарт в 1587 г. была казнена, иезуиты были изгнаны из Англии, гражданские права католиков растоптаны и т. п.
Таким образом, погром церкви, несомненно, свидетельствует о том, что пиратский абсолютизм Тюдоров, при всей его изначальной и очевидной криминальности, мог в известных пределах выполнять ту политическую линию, которая была приемлема для представителей джентри и торговой буржуазии.
Точно так же обстоит дело с внешней политикой. В области английской внешней политики во второй половине XVI в. возникает одна центральная проблема - проблема борьбы против Испании. Успехи морской торговли и политики привели к тому, что уже с последней трети XVI в. был поставлен вплотную вопрос о том, кто будет господствовать на морях.
Этим и объясняется ожесточённость борьбы с Испанией и её популярность. Эта борьба соответствовала, прежде всего, экономическим интересам талассократии, разбойников моря, чуждых всем земельным дрязгам традиционного феодализма, того особого, «торгового-разбойничьего» капитала Англии.
Затем она соответствовала нормативам внутренней политике английского правительства, потому что Испания была врагом не только на морях: она была домашним врагом организатором заговоров, организатором католической оппозиции.
Эпопея «Непобедимой Армады» явилась переломным пунктом не только истории англо-испанских отношений, но и во внутренней политике Елизаветы.
Очень часто английские историки любят изображать дело так: 1603 г. до момента смерти Елизаветы, террористический абсолютизм в Англии был прочным, полнокровным, имел определённые социальные корни в стране; со смертью Елизаветы дело круто изменилось: пиратский режим попал в руки слабых правителей, которые довели дело до революции.
На самом деле, уже последние годы царствования Елизаветы были омрачены ростом оппозиции и новым политическим кризисом. Эта оппозиция проявлялась в самых различных формах: прежде всего, не прекращается крестьянское движение, по отдельным разрозненным вспышкам которого мы можем судить о глубоком брожении, идущем в народных массах.
Складывавшийся режим, криминальный монстр, и не мог быть устойчивым, именно в силу вкрапления в него очень мощной компоненты разбоя. Дело в том, что традиционный феодализм, оседлый, представляет из себя «долевую толкотню», в рамках которой феодал не заинтересован в смерти или предельном истощении своих крепостных. Угробив их, он угробит и себя (что феодалы иногда делали – но не слишком часто). Урожай распределялся долями, феодал стремился от жадности забрать себе долю побольше, но и крестьянам вынужден был чего-то оставлять.
Но если речь идёт о кочевниках, то всё не так: кочевой набег оставляет за собой пепелище, уничтожая всё то, что не смог награбить, и не намереваясь организовывать хозяйственный цикл. Грабёж кочевника – одноразовый. Как будут жить крестьяне после набега, и будут ли жить вообще – кочевник не хочет, да и не умеет думать.
Английская талассократия – те же кочевники, только морские. Максимальную прибыль тут означает максимальное ограбление, которое ничего не оставляет ограбленным (потому и максимально, что забирает 100% благ, а не 40 и не 60%). Т.н. «торговый капитал», в отличие от земельной собственности, легко переносится (в мешочке с золотом) с места на место. Если феодал, разоряя свою землю, разоряет сам себя, то пират, грабя побережье или иностранный корабль – грабит чужую собственность. Если феодал пустит на дно деревню, то останется без деревни, а если пират пустит на дно испанский галеон, то останется с золотом и без свидетелей-мстителей.
Талассократия создаёт наиболее уродливые и чудовищные форматы власти, потому что талассократу не приходится, не нужно, да он и не стремится – жить бок о бок с ограбленными. Он «сделал дело» и «гуляет смело», сколотил капитал в далёкой колонии, а на «заслуженный отдых» приехал в Лондон, где и тратит наворованное в Индии или Африке.
У теллурократа, запертого врагами в осаждённой крепости (откуда и пошло выражение «крепостное право») – такой возможности нет. Теллурократ богат землёй, и потеряв землю, теряет всё. А пират, утопивший чужой корабль, или вывезший в трюме для работорговли приморское племя – наоборот, приобретает всё.
У крепостника действует формула «я богат, пока моё, остаётся моим». Далеко не все крепостники эту формулу понимают (в силу умственной недоразвитости), но объективно её нельзя отменить.
У пирата, талассократа, колонизатора совсем другая формула: «было ваше – стало наше». И потому, если теллурократия обречена так или иначе ОБУСТРАИВАТЬ хозяйство на земле, то талассократия – строит себя на разорении чужих хозяйств, подобно тому, как хищник, пожирая чужую плоть, получает от неё концентрированные питательные вещества.
***
Оттого уже при Тюдорах мы видим весьма и весьма зависимый от внешних источников питания, и оттого крайне неустойчивый, крайне конфликтный воровской режим в Англии.
Специфика этого, крайне жестокого и хищного, общества, в котором идёт «война всех против всех», и всякий грабитель сам может быть ограблен, а всякая жертва рассчитывает сама стать грабителем – приводит к необычайным успехам пуританизма.
До середины XVI в. Англия в малой степени знала об успехах реформации на континенте, её вообще мало что, кроме денег, занимает, и потому идейная борьба ей традиционно малоинтересна. Но с середины этого века начинается бурное проникновение ветвей религиозной реформации (и кальвинистских, и анабаптистских) в английские пределы.
Английский кальвинизм приобретает особую форму - пуританизма. Пуритане - значит «чистые». Они называли себя так потому, что стремились к очищению церкви от пережитков католицизма и к преобразованию её в духе Кальвина. Стремление к опрощению, заземлению церковного устройства соединилось у пуритан с проповедью аскетического воздержания, НО - в интересах буржуазного накопления.
Это был такой же буржуазный аскетизм, который мы могли проследить на примере кальвинистов в самой Женеве. По имени проповедника Броуна пуритане часто назывались броунистами.
В 1592 г. в палате общин говорили о том, что броунистов, пуритан, насчитывается более двадцати тысяч человек. В 1598 г. пуритане опубликовали своё первое исповедание веры.
Правительство вело борьбу с ними. Шекспир делал их предметом своей обличительной сатиры, в литературе они отображались как надменные, надутые педанты, правительство принимало свои меры.
Принадлежность к секте пуритан каралась заключением и изгнанием. Однако в этой борьбе правительство оказалось бессильным.
Это не война с католиками, в лице пуританизма англиканство имело собственную, только радикальную версию. Точно так же, как Гитлер – радикальная версия своего современника Черчилля, ничем, кроме радикализма, от Черчилля не отличающаяся. И качественных (в отличие от количественных) расхождений с ним не имеющая.
Но пуританизм имел глубокие корни в специфической стране-паразите и бороться с ним было, поэтому много труднее.
Он нашёл своё распространение и среди низшего джентри, и среди средней и мелкой буржуазии. В более радикальной форме пуританизм пробивает дорог в городские массы.
Городское плебейство становится питательной средой для развития анабаптистских сект. В религиозной форме проявляется оппозиция к монархии вообще, зреющая в народных массах и в рядах буржуазной мафии, и в определённых группах криминализованного дворянства. Пуритане требовали всеобщего очищения. Они говорили главным образом о церкви, о храмовом государстве, но их теологическая критика предусматривает и критику «старого порядка», т. е. всей базовой, фундаментальной системы ценностей цивилизации, паразитом которой оказался остров «сбоку-припёку».
Пуританизм – не только практикующий бандит, но и бандит-теоретик, бандит, который называет бандитизм высшей и наиболее уважаемой формой занятости человека, высшим законом жизни.
Основная идея пуританизма – возвращение к языческой идее добра как имущества, награбленной добыче, совокупности вещей (моё добро), и обратном уравнивании понятий «богатство» и «богоизбранность». Бог пуритан – разбойник и покровитель разбойников, свою милость он выражает в деньгах. Всякий акт бандитизма и разбоя – божье дело, потому что человек сам по себе ничего сделать или добиться не может (дань средневековому фатализму). И если Бог любит пуританина, то даст ему удачу в разбое, и удачливый разбойник потом попадёт в рай. А если Бог не любит человека – то помешает его разбою, не дат получить добычи при нападении на жертв разбоя.
Личное обогащение – это свидетельство богоизбранности, потому что, якобы не сам разбойник грабит, а Бог помогает ему успешно кого-то обобрать. Пуританизм – ещё не совсем сатанизм в чистом виде, но уже очень и очень близок к сатанизму! Если Бога объявить покровителем бандитов, дающим им удачу в грабеже по милости своей персонально к ним (богоизбранным, и потому богатым) – то отсюда очень недалеко до объявления «Богом» сатаны…
Говоря кратко, «Бог» пуритан – это «Бог» злых людей, у которых оцениваются не методы, а конечные результаты. Неважно, что и как ты делал, если сделанное тобой привело к успеху, то это было угодно Богу. Не ты пожираешь, а Бог в твоём лице пожирает слабого, избрав тебя лишь орудием своей воли.
Нетрудно понять, что из такой философии должно было выйти (и вышло!) нечто невообразимо-омерзительное, о чём Лев Николаевич Толстой позже писал:
«Англичане - самая удивительная нация в мире, разве исключая зулусов. В них искренно только уважение к мускульной силе. Если бы у меня было время, я написал бы небольшую книгу об их манерах. И потом эта страсть их ко всякого рода боям, экзекуциям. Русская цивилизация, конечно, груба, но самый грубый русский человек всегда ужасается обдуманного убийства. А англичанин!.. если бы его не удерживало чувство приличия и страх перед самим собою, он с бесконечной радостью поел бы тело своего отца». (Исторический вестник, No 1).
В описываемый нами период, наряду с пуританами, наряду с движением низов, правительство Елизаветы сталкивается ещё с одной особенностью: с ростом парламентской оппозиции. Мы уже знаем, что при Генрихе VIII, который был деспотом и тираном худшего сорта, оппозиция не находила себе сколько-нибудь широкого проявления.
При Елизавете, которая считалась «матерью» своего народа, по поводу которой до сих пор английские буржуазные историки проливают слезы умиления и восторга, парламентская оппозиция впервые приняла организованный характер. Оппозиция началась как будто со второстепенного вопроса - о границах парламентской компетенции, В 1566 г. общины заинтересовались вопросом с том, кто будет наследовать Елизавете.
Елизавета была незамужней; она получила даже совсем не заслуженное ею прозвище королевы-«девственницы». На самом деле, она была типичной представительницей весьма привычной для английской монархии гнусной извращённой содомии, соблазнов которой мало кто из английских венценосцев избежал. Недаром сами же англичане сложили о своём короле Якове: «была у нас женщина-король, а теперь у нас мужчина-королева».
Глубокое изучение английской истории показывает, что «повёрнутость» августейших особ и их придворных на всевозможных половых извращениях была продиктована не только соблазнами плоти, слабостью тела, но и чернокнижием. Многие содомиты на троне практиковали извращения не только потому, что их привлекали однополые партнёры, но ещё и в рамках колдовских ритуалов, особых отношений с демоническими силами.
В рамках сатанизма содомия – это вызов Богу и человеческому роду, противопоставление себя и тому, и другому, разрывающее связи с истинной церковью и коллективным разумом цивилизации. Содомит переходит определённый «рубикон», в рамках демонических инициаций, что усиливает в тайных ложах конспирацию и ощущение «инаковости», противоположности человечеству.
Кроме того, если у отца или матери есть естественное продолжение в их детях, и они не хотят оставить детям мир в руинах, то для содомитов всё кончается на их плоти. Никакого продолжения жизни, истории, человечества они не видят, и потому оставить мир в руинах для них совсем не трагедия (что мы и видим сегодня). Потому сатане разрушать мир с содомитами куда легче, чем с многодетными родителями, опасающимися за будущее по той естественной причине, что они опасаются за детей и внуков!
Если соблазны плоти, в силу её неразборчивости, порождают обычно бисексуалов, то строгий сатанизм идёт дальше, и анафематствует половое естество. Демоническое чернокнижие не только патологию объявляет нормой, но и норму – патологией! Все те изуверства, вроде смены пола, трансгендеров, и т.п., которые сегодня махровым цветом расцвели в «английском мире» - истоки берут в традициях и нравах ещё тюдоровского королевского двора.
Но в Средние Века вопрос о престолонаследии имел определённое политическое значение, и поэтому общины пытались намекнуть, что хорошо бы Елизавете подыскать супруга и обеспечить Англию наследником. Об этом говорилось очень деликатно, но последовал окрик: Елизавета запретила вмешиваться в такие дела и пригрозила весьма серьёзными репрессиями.
Это было первое облачко на фоне добрых отношений между королевой и парламентом. Затем пошли другие вопросы, как, например, о религиозной компетенции. Общины настаивали на своём праве принимать участие в обсуждении религиозных вопросов.
В 1570 г. им было формально запрещено вмешиваться в религиозные дела. Затем в 90-х годах возник вопрос о патентах и монополиях. В ту пору правительство Елизаветы впервые начинает испытывать очень большие финансовые затруднения, между тем в Англии, даже в момент наибольшего развития абсолютизма, на установление и взыскание налогов требовалась санкция парламента.
Ни разу английские короли не достигли тех прав и полномочий, которыми располагали их собратья на континенте. Поэтому, в обход этого положения, правительство начинает злоупотреблять своими правами на выдачу всяких монополий и патентов.
Создаётся такая система их раздачи, которая в угоду отдельным предпринимателям, угоду авантюристам, тароватым на взятки двору, отстраняет от целых отраслей промышленности и торговли всю остальную массу торговой и предпринимательской буржуазии. Из средства поощрения капиталистического предпринимательства монополии становится тормозом развития хозяйства, Это очень хорошо осознается в палате общин, которая начинает систематическую борьбу против подобной политики. Именно эта оппозиция отравила последние годы царствования Елизаветы, которые были наиболее блестящей эрой в развитии английского абсолютизма.
Вопрос о монополиях был возбуждён в связи с жалобами, которые поступали из Сити и из дворянских кругов. Правительство Елизаветы должно было пойти на полную отмену монополий. Это было, несомненно, поражение правительства, но поражение далеко не окончательное. Как только парламент был распущен, сейчас же возобновилась практика раздачи монополий.
Последние годы царствования Елизаветы протекали в обстановке нарастающего брожения. Дело доходило до открытых выступлений. Таков заговор графа Эссекса. Осуждённый за ошибки, допущенные им во время руководства карательной экспедицией в Ирландии, фаворит Елизаветы Эссекс пытался в 1601 г. поднять в Лондоне пуританские секты и, опираясь на них, свергнуть правительство.
Восстание это окончилось пленением и казнью Эссекса. Оно показало, как мало популярно было правительство Елизаветы даже среди тех слоёв, которые ещё поддерживали его в 70-80-х годах. С началом новой династии, со вступлением на английский престол короля Якова из династии Стюартов (1603) все указанные процессы должны были получить ещё более яркое, более выпуклое выражение...
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Николай Выхин
Источник: https://cont.ws/
Публикации, размещаемые на сайте, отражают личную точку зрения авторов.
dostoinstvo2017.ru
