Дата публикации: 08.12.2023
0
36
Отрицание народоубийства (геноцида) имеет два основания, положительное и отрицательное. Положительное в том, что массовое убийство – большой грех, страшное преступление, и на такое нельзя соглашаться. Отрицательное лишено этого сакрального пафоса. Суть его довольно проста: ну живёт кто-то и пусть себе живёт! Зачем мне тратить силы и средства на его истребление? Он мне ни брат, ни сват, я о нём не очень-то волнуюсь, но он мне и не враг, и зачем мне активничать в его ликвидации?
В самом деле, если вы отвергаете понятие греха и душегубства (атеизация мира к этому, увы, подвела), то даже и в этом случае действует ОТРИЦАТЕЛЬНАЯ мотивация: зачем мне нападать на того, кто на меня не нападал? С какой радости впрягаться в кровавую страду, даже если я не вижу в ней никакого греха (а только грязную и нудную, тяжёлую и дорого обходящуюся заказчикам работу)?
Живёт некий дон Педро в Аргентине, и, вообразим, он абсолютный циник. Ему до того, живы русские или померли – нет никакого дела. Но именно по этой причине он и не предпримет никаких активных действий для их уничтожения!
Он за голову схватится, только предложи: скажет, это ж какие расходы, какое напряжение, а они ещё и сдачи дать могут, мало не покажется, так – лежит дерьмо, не воняет, а начни ковырять… Зачем?!
Когда цинику до людей нет дела – то ему нет дела в обе стороны: он помогать не будет, но и мешать (тем более, массово убивать) тоже не будет. Это и называется – «мне до вас нет дела».
***
Даже в полной «теплохладности», безо всякой симпатии друг к другу, народы могли бы вполне мирно сосуществовать с опорой на «инстинкт экономности действий».
Поскольку недеяние менее затратно, чем деяние, то отказ от геноцида менее затратен, чем геноцид. Это не только дело дурное, грешное, омерзительное, но ещё и дело трудное, рискованное, проблемное. Словом, не для лентяев (даже если лентяи – полные циники).
Сообщества в своём обычном состоянии, не изменённом состоянии психосферы – или делают добрые дела, или ничего. Добрые, конечно, условно: т. е. такие, какие они считают «добрыми». Но, тем не менее – человек со здоровой психикой если и оторвёт зад от дивана, то мотивированный долгом, служа тому, чему считает нужным служить.
Именно поэтому у очень многих, вместе с угасанием «этики служения» происходит вполне предсказуемый обвал активности, угасание двигательных сил, внутренней энергии. Материализм приносит базовую идею бессмысленности жизни – но из неё автоматически вытекает идея бессмысленности действия. Был смысл – были действия. Потеряли смысл – действовать перестали, логично?
***
Мы теоретики, и строим теоретические модели, а они лабораторно-чистые. В жизни же всё больше действуют смеси, гибриды, и понятно почему. Человек формируется, как личность, на перекрёстке влияний, разные школы мысли дуют ему в уши разные идеи, искусство фильтрации идей по принципу непротиворечивости – очень сложное и требует очень высокого уровня образования.
В теории всё просто: есть смысл – есть действие. Причём не просто, какое попало, а неразрывно связанное со своим смыслом. Если некая секта толчёт воду в ступах, доходя до исступления, до экстаза, до изнеможения – значит, такой у неё смысл, такое служение высшему приоритету. Если вера в сакральность толчеи воды в ступе ослабнет, то люди спросят себя – «зачем я это делаю? » и начнут, сперва потихоньку, уклонятся, халтурить, а потом и вовсе бросят пестики.
Эта схема действует во всяком деле нашей жизни. Нам кажется интересным то, что я пишу, а вы читаете. Но большинство наших сограждан считает, что и я, и вы толчём воду в ступе, а надо (умнее, как они думают) – воровать муку со склада или смотреть «Аншлаг» с Петросяном…
Любое наше действие следует за своим смыслом, как вагоны за локомотивом, как телега за лошадью.
И в чистой, лабораторной модели материализм и атеизм должны, по всем прикидкам, породить крайне бездеятельного человека, крайне ленивого – потому что раз ни в чём нет смысла (нет локомотива), то не двинутся и действия (вагончики).
Оговоримся, что очень много таких «дауншифтеров» современность и породила, то есть схема не то, чтобы совсем не работает. При утрате смыслового насыщения жизни снижается и её деятельное начало, её активность, за исключением чисто-зоологических инстинктов, да и тех – с множеством важных оговорок [1].
***
«Закон Достоевского» («если Бога нет – всё дозволено») логически раскрывается так: если есть Смысл Жизни, то НЕ ВСЁ дозволено. Причём недозволенное логически откладывается от вредности Смыслу. Понять это немудрено и ребёнку! Вам чего-то нужно. Сильно нужно. А нечто иное вам мешает это получить. И вот эта помеха, когда её не получается обойти, договорится с ней, чтобы посторонилась – записывается в разряд «зло» и далее уничтожается, выкорчёвывается, преследуется и осуждается средствами культуры.
В сухом остатке есть Смысл. Есть то, что нужно для Смысла. Оно поощряется, насаждается, насильственно внедряется. Есть то, что не мешает Смыслу – оно «дозволено». А есть то, что вступает в конфликт со Смыслом Жизни – и вот оно «не дозволено». Если есть Бог (одно из имён которого – Смысл Жизни).
И, разумеется, само собой, очевидно, что если Смысла нет – то всё дозволено. Тавтология: в отсутствии Смысла нет никакого смысла чего-то запрещать, с чем-то бороться. Это и имел в виду Достоевский, когда написал «Бога нет – всё дозволено». Но он, как гений, в четыре слова уложился, а мы, как люди заурядные, полстраницы это разжёвываем. Чтобы другим заурядным людям понятнее стала идея Достоевского!
***
Наиболее полный анализ чистых форм материализма содержится (как ни странно для некоторых) в Библии. Это т. н. «Книга Экклезиаста», - в которой материализм принят за исходную посылку, и из него сделаны безупречные логические выводы. В Библии эта книга нужна как «доказательство от противного», хорошо известного науке метода.
В отдельной работе мы разберём положения Экклезиаста, его выводы и то, как яд атеизма при умелом использовании (подобно змеиному яду) может не убивать, а лечить. Служить, так сказать, лекарственным средством. Здесь мы лишь кратко обозначим: экклезиастика ведёт к полной бездеятельности, к угасанию всякой активности, приводит Разум к самоотрицанию – а поскольку Разум очевидным образом существует (Cogito ergo sum! ) – то он опровергает теорию, опровергающую его существование. Опровергает её самым простым и действенным способом: самим фактом своего существования.
Если кто-то вам скажет, что вас нет, то вы, пощупав себя, убедитесь непосредственно, грубо, зримо, что он вам солгал.
Материализм в лабораторно-чистом виде приводит к «буддизации», к чему-то вроде «Нирваны» (блаженство растворения в Небытии), что делает его чистых носителей людьми очень несчастными, но для окружающих – безопасными. Если для них ни в чём не находится смысла – всё поле активной деятельности они уступают другим.
«Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдёт; и ничего не будет невозможного для вас» (Мф. 17:20). Но отсюда же логически следует и обратное: не имеешь веры, все горы останутся, где стояли.
***
Изучение материальной и духовной жизни англосаксов на протяжении многих веков их исторического становления доказывает (опускаю гору изученного фактического материала, кому интересно – поговорим отдельно и углублённо) доказывает МЕНТАЛЬНОЕ ЗАВИХРЕНИЕ, формирование на «туманном острове» идейного ГИБРИДА.
Суть этого гибрида английской ментальности – удивительное (для других народов, шедших иными путями) сочетание деловитости, активности и материализма с его циничным отрицанием высших, наиболее абстрактных и невещественных, универсалий.
Жизнь – такое место, в котором лабораторной чистоты эксперимента вам никто не обещает! Начиная с раннего Средневековья материализм в Англии очень силён (разумеется, в сравнении с Континентом, всё познаётся в сравнении). Но он – и в этом уникальность англоязычного мира – формирует не буддистов, не искателей Нирваны, не тех лежебок, которые по мере выхода веры из крови всё меньше встают с дивана!
На английской почве материализм трансформируется в болезненную, маниакальную жажду материального обогащения, бессмысленного и беспощадного (в том формате, в каком его являет английский дух).
И тут важно сказать: вообще-то у материального обогащения есть смысл, и это смысл ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЙ. Если материальное обогащение, сгребание, сволачивание к себе всей материи мира не превратилось в патологию (каковую являет англоязычный капитализм), то его смысл – комфорт тела, удобство материальной жизни. Тело страдает от голода, холода, плохих жилищных или транспортных условий, и т. п.
Эти страдания тела порождают мечту о материальном благополучии, которое в нормальном (психически здоровом) виде означает ДОСТАТОК, а не гегелевскую ДУРНУЮ БЕСКОНЕЧНОСТЬ.
И вы прекрасно понимаете, что существует потолок, и он не такой уж высокий, но при этом очень жёсткий – когда страдания тела преодолены. Человеку не нужно бесконечного количества еды или комнат, ему не нужен лимузин длинной с километр! Есть физиологическая норма, отклонения от которой вредны в обе стороны: не только нищета, но и переедание, обжорство вредно, разве нет?
***
И потому психически здоровый человек мечту свою формулирует как мечту о ДОСТАТКЕ. Достаток – не только снизу ограничен, но и сверху тоже. Отсюда нормальная идея о нормальном обществе, в котором каждому предоставляется норма. А поскольку она стабильно предоставляется, то первобытный страх «потерять всё завтра» постепенно уходит, и человек перестаёт хомячить лишнее. Чем меньше вы боитесь «чёрного дня» - тем меньше склонны откладывать «на чёрный день».
Но (хотя ХХ век по всем статьям обещал стать веком именно этой идеи) – в английской ментальности её нет!
Гибрид материализма и делячества порождает в психике ПАТОЛОГИЮ БЕСКОНЕЧНОГО ОБОГАЩЕНИЯ, СГРЕБАНИЯ ПЛАНЕТЫ ПОД СВОЙ ЗАД. По научному говоря – «омниофагию» (всепожирание).
Англоязычный гибрид выпадает из мировой онтологии, в которой «вера = деятельность, безверие = бездеятельность». В силу очень многих факторов он начинает совмещать безверие и деятельность, что равноценно парадоксу отыскания смысла в бессмысленности.
Английский народ – очень больной народ. На протяжении очень многих веков он подвергался запредельным (даже в сравнении с другими народами средневековья) издевательствам и насилиям, «буллингу» сменявших друг друга завоевателей. Это совместилось с очень дурным климатом, породив шепелявый английский язык, язык цинги, язык людей, рано теряющих зубы.
Английское право – не просто параллельно общеевропейскому римскому праву: оно представляет вызывающую альтернативу континентальным представлениям о законе и законности. Если вам лень смотреть толстые монографии – откройте хотя бы «Википедию», даже и там написано: английское право отрицает писаный закон!
Я понимаю, как это странно слышать для неподготовленного человека, но всё английское право сводится к двум пунктам:
-
Судья всегда прав.
-
Если судья не прав – см. пункт 1.
Таким странным представлением о законности «наградили» англосаксов норманны-завоеватели, ставившие завоёванных ниже скота, и, само собой, за людей их не считавшие.
Главное противоречие английской системы права римскому праву в этом и заключается: римское право немыслимо без текста закона, оно ставит судью лишь слугой, техническим исполнителем текста. Оно ставит власть законодателя над властью судьи. Английское право, впитавшее в себя нормандский произвол – ставит судью над законодателем. Законодатели кое-что рекомендуют судье, для удобства работы, но закон – не более чем «говнопамятка». Если судье в данном конкретном случае рекомендации законодателей невыгодны – он легко ломает их «созданием судебного прецедента»…
***
Многовековое «нон-стоп» надругательство над человеком, превратившее английский остров в один большой пыточный застенок – неизбежно отразилось и на духовной жизни островитян. Иначе ведь и быть не могло! И религиозные, и философские взгляды выживавших в этом аду на протяжении 500 лет – подчёркнуто мрачные, бесчеловечные, холодные, механистические. Неудивительно, что именно тут и родился дарвинизм – апологетика жесточайшей борьбы за выживание, борьбы без правил и условий, борьбы за успех любой для окружающих ценой.
Дарвин методом «кальки» опрокинул в живую природу образ жизни своих соплеменников (мы все так делаем, мы всё время понимаем природу от себя). Он британский капитализм и колониализм калькировал на всё живое, недоумевая (и искренне) – «а разве может быть по-другому»?
На протяжении многих веков англосаксы мучили всё человечество на всех континентах – такова месть маньяка обществу за тяжёлое, непоправимо травмированное детство. Гитлер – лишь жалкий эпигон британского колониализма! Он ничего не придумал сам – всё получил в переводе с английского (включая и концлагеря – впервые придуманные англосаксами, а вовсе не немцами).
***
Но вот вопрос «на миллион долларов»: как же может чёрный цинизм отрицания всех высших смыслов, въевшийся в кровь материализм, безбожие (чаще всего под маской ложной религии, для обмана простаков) сочетаться с такой бурной деловой активностью, с такой одержимостью делом?
Ведь, теоретически, цинизм ведёт к Нирване…
Но не в случае с англосаксами!
Чудовище деятельного материализма сочетает представление о бессмысленности жизни и одержимость стяжательством. При этом стяжания Духа нет (потому что и Духа в этой картине мира нет) – речь идёт только о материальном стяжательстве. Причём эта жажда обогащаться любой ценой давно утратила свой рациональный, физиологический смысл, превратилась в иррациональную манию, порождающую бытовой сюрреализм.
Кому интересно узнать, как так получилось – пройдите по сноске [2]. Но оно очевидным образом так сложилось.
И получилось, что, с одной стороны, духа нет, есть только тело, но с другой стороны тело это – ненасытно, как у нормальных людей дух!
Понимаете, у психически здорового человека тело имеет предел насыщения, в отличие от жажды знаний, культурного просвещения. Всякий психически здоровый человек насыщаем, имеет тот порог, после которого скажет: «я сыт, я больше не хочу, давайте займёмся чем-нибудь другим».
Но если человек больной, если он одержимый – то он начинает пихать пищу в карманы, в контейнеры, в вагоны, в загоны, ему мало, мало, мало…
Как мы помним из детства, в английской народной детской песенке Робин Бобин Барабек «скушал сорок человек», потом скотину, строения, утварь, даже церковь, а потом говорит: «мало».
Это настолько непонятно русской ментальности, что Чуковский изменил концовку: «А потом и говорит: «У меня живот болит». Но смысл английской народной песенки был не в том, что у обжоры заболел живот, а в том, что он так и не насытился!
Если человек живёт в вечном страхе за завтрашний день, предполагая в завтрашнем дне чего-то ужасное (неизвестно что именно – но от этого ещё страшнее), то он пытается «наесться впрок». Это ведь не только англичан касается, это и нас тоже! Вот поместили нас в рыночную экономику – мы тоже «как миленькие» начали хомячить, рассуждая, что «денег много не бывает»… А как их может быть много – если не знаешь, что завтра случится?! Логично же: не имея уверенности в завтрашнем дне – пытаешься «подстелить соломку» во всех местах возможного падения. А этих мест – бесконечно много. И соломки нужно тоже бесконечно много…
Это делает одержимого страхом человека «первым учеником» в любой школе гадости.
Идёт ли речь о колониальных зверствах (которыми все отметились), или о работорговле, или о наркоторговле, о пиратстве, о финансовом мошенничестве, о фабрично-заводском рабстве, или о геноцидах, или ещё о чём-то подобном, при всём богатстве участников первый приз всегда достаётся англосаксу! Причём с большим отрывом от других соревнующихся в гадости…
Да, многие народы поучаствовали и в торговле живым товаром, и в торговле наркотой – но, согласитесь, невооружённым взглядом видно: испанцы или немцы жалкие дилетанты в этих промыслах, по сравнению с островитянами!
***
Социал-дарвинизм (который, по мере успехов материализма лёг потом в основу всех европейских фашизмов) не предполагает МИРНОГО СОСУЩЕСТВОВАНИЯ, кроме как в исключительных случаях. И даже при всей своей исключительности - всё равно, временных. Недаром говорят, что «хуже войны с англосаксами – только дружба с англосаксами»! Социал-дарвинизм это борьба за существование, в которой или убиваешь, или убит. Ну, то есть третьего не дано!
Если другие народы, победив, пытаются заставить побеждённых жить по-своему, принять образ жизни победителей, пытаются обратить поверженных в свою веру, навязать им свои представления о жизни – то в социал-дарвинизме этого нет от слова «совсем».
Победитель побеждённого ПОЖИРАЕТ. Не перевоспитывает, не переделывает, не инкорпорирует в свои ряды, потому что нафиг нужно тираннозавру научить трицератопса питаться мясом! Если вы предложите ящеру борьбу с целью сделать другого ящера ему подобным – вы не найдёте понимания. Другой ящер существует для ящера только как пища (если не как объект для спаривания).
Потому англосаксы не намерены нести «свой капитализм» так же, как русские несли «свой социализм». Англосаксы очень чётко делят образ жизни на «свой» и «чужой», и никакого сближения этих образов не желают. Они приходят не учить, а убивать.
Потому что в рамках социал-дарвинизма других людей учить чему-то полезному – себе вредить. Ты делаешь их умнее, значит сильнее?! Своих конкурентов?! Нафига тебе делать сильнее собственных конкурентов?!
***
Отсутствие духовного содержания, «двойные стандарты» как единственные, голый материализм безразмерного стяжательства – в британском гибриде не гаснут в Нирване, где их утопила бы экклезиастика. Гибрид этот, чем циничнее и чернее намерениями, тем деятельнее и активнее. Его интересуют две вещи, обе материальные:
-
Ресурсы.
-
Рабы.
Людей много, а планета маленькая. Ресурсов мало – особенно для ненасытных (им всегда всего мало). Значит, надо людей «почикать». Чтобы не делиться. «Почикать», но не всех. Потому что «успех» - не только обладание материальными благами, но и господское положение. И для полноты успеха нужно не просто, как Робинзон, в одиночку владеть всей сушей, но ещё и рабами обзавестись.
Но при этом, сохраняя им жизнь (стольким, сколькие тебе нужны для ощущения своего господства) – нужно очень жёстко объяснить им, что ни на какое, даже в шутку, даже приблизительное равенство с господином они не имеют права рассчитывать! Они – вещи, двуногие орудия, говорящий скот, не более того.
Гиперактивность англосакса находит себя в бесконечном сгребании, сволачивании всех ресурсов под себя (а учитывая их индивидуализм, они и у другого англосакса не прочь хапнуть). Друзей у англосакса нет – или рабы, или враги. Отказался быть рабом – тут же перешёл в категорию врага (мы же видим, как это было с Россией, с Китаем, да и с любой африканской маленькой республикой).
***
Кратко резюмируя: английский гибрид сочетает в себе познавательную ненасытность Духа при отрицании Духа. Свою познавательную и прочую ненасытность гибрид переносит на материю. От этого материальное потребление утрачивает разумные параметры, расползается, как метастазы раковой опухоли, до бесконечной безразмерности.
Эта неутолимая жажда – в которой Дух и Материя поменялись местами – неизбежно порождает кровожадность, охоту на людей, истребление всех, у кого можно хоть что-то отобрать, присвоить.
Изначально пират, может быть, и был нацелен грабить ТОЛЬКО испанские галеоны, но сама специфика пиратской вольницы толкает его при случае грабануть и все прочие корабли… Тут уже испанский, не испанский, да хоть бы и свой, английский – какая разница, лишь бы ценности имелись на борту!
Из-за этого английская королева вынуждена была вешать тех, кому она же сперва и выдала патент на пиратство, когда они превращались во «взбесившихся агентов»…
Оттого мы имеем как бы бульдозер-автомат, бульдозер-робота, который своим стальным ковшом сметает всё население планеты, потому что так запрограммирован, не задумываясь, да и не умея думать о смысле своей деятельности.
У этого робота-бульдозера нет заветного образа жизни, который мечтал бы насадить для всех фанатик.
Но нет у него и лени, свойственного паразитам стремления к покою, которые обычно одолевают циника. Активный материализм – это энергия без образа, это активное разрушение с неизбежным накоплением энтропии, потому что разрушение для активного материализма оказывается самоцелью.
***
Вот это и имеем – оглянитесь вокруг, и сами увидите!
Николай ВЫХИН
___________________________________
[1] Например, несмотря на совершенно содомскую разнузданность либеральной субкультуры она формирует не только содомитов, но и постоянно возрастающее в мире количество «асексистов», т. е. людей, утративших половые потребности, не нуждающихся в сексе. Международный день асексуальности уже проводится 6 апреля в некоторых странах. Символом их является Ноль. Казалось бы, половое влечение относится к сфере инстинктов и не должно зависеть от ощущения бессмысленности жизни у человека (ибо вообще дочеловеческое и нечеловеческое). Но – психика устроена сложнее, чем её модели, и общая бессмысленность жизни в современном либеральном обществе парадоксально (с виду) снижает и сексуальные влечения.
[2] В условиях надёжного и хорошо отлаженного снабжения человек привыкает не брать лишнего. Но чем острее он чувствует угрозы катастрофы завтра – тем рациональнее для него нахапать как можно больше запасов. Стремление к излишкам у человека порождается неуверенностью в будущем. Чем сильнее человек боится будущего – тем отчаяннее его стремление нахапать как можно больше «на чёрный день». А поскольку страх англосаксов на протяжении веков был очень сильным – стремление к обогащению по формуле «чем больше, тем лучше» у них тоже сформировалось очень сильное. Потому через целый ряд несчастных, духовно искалеченных поколений сформировалась устойчивая мания: брать, брать, брать! Нужно, не нужно, потом разберёмся! Главное сгрести, нахапать, спрятать, «подальше положишь – поближе возьмёшь» и т. п.
Источник: https://cont.ws/
Публикации, размещаемые на сайте, отражают личную точку зрения авторов.
dostoinstvo2017.ru
